Ненависть и контейнирование

Все мы в разные моменты своей жизни испытываем гнев, ненависть и ярость. Но впервые мы открываем свою деструктивность ещё в детстве, когда внезапно на нас обрушивается вспышка бешенства и мы начинаем ненавидеть того, кто мешает нам получить желаемое. Во многом эта ситуация оказывается решающей, потому что от её исхода и реакции матери зависит многое: сможем ли мы справиться с чудовищем, которое внезапно открыли в себе, поможет ли нам взрослый в этом нелёгком деле или пойдёт на уступки, тем самым дав нам понять, что он бессилен против того внутреннего монстра, что вырвался наружу, и нам необходимо остаться с ним один на один, в конце концов, к чему приведет наша бессмысленная победа?

Как отмечают исследователи, в этой ситуации предельно важна способность матери или другого значимого взрослого «контейнировать» чувства ребёнка, то есть «переваривать» их, пропускать через себя и возвращать ему в приемлемом для него виде, тем самым помогая ему справиться с неконтролируемыми страстями. Неумение контейнировать может привести к самым печальным последствиям — от банального воровства со стороны ребенка до формирования бесконтрольного тирана, который без поддержки взрослых не сумел победить чудовище в себе и выпустил его наружу. Что чувствует ребенок, открывший в себе ненависть, как можно ему помочь и к чему может привести бессмысленное потакательство и неумение устанавливать пределы допустимого, рассказывает известный психоаналитик и супервизор Патрик Кейсмент в своей лекции «Ненависть и контейнирование».

Обычно ненавистью называют некую интенсивную неприязнь. Ненависть может быть по большей части рациональной, например, когда мы ненавидим незнакомца, вторгшегося в семейный дом и его развалившего. Она может быть полностью иррациональной, когда ребенок ненавидит шпинат за его цвет. Она может быть довольно сложной, когда нас подводит кто-то, кому мы доверяли — тогда мы можем ненавидеть также себя за то, что позволили себя одурачить тому, кто не заслуживал доверия.

Мы все способны ненавидеть. И длительность этой ненависти может разниться от коротких вспышек до продолжительных периодов, которые могут тянуться всю жизнь, и даже в течение жизни нескольких поколений. Мгновенную вспышку ненависти испытывает, например, ребенок, которому не удалось добиться своего. Длительную ненависть человек может испытывать к сопернику, который воспринимается как угроза для значимых отношений. И существует та постоянная и обычно иррациональная ненависть, которую некоторые люди испытывают к определенным группам людей, или к определенной нации или расе. Мы можем ненавидеть некоторых людей за то, что они слишком похожи на нас, поскольку они отвлекают от нас внимание, когда мы хотим, чтобы нас считали уникальными. Точно так же мы можем ненавидеть других людей за то, что они непохожи на нас, а их манеры или обычаи кажутся нам странными — противоречат нашему пониманию того, как следует жить или вести себя. И в частности мы можем ненавидеть некоторых людей, потому что усматриваем в них то, что не хотим усматривать в себе самих.

В детском возрасте нам необходимо обнаружить, что есть значимые другие, особенно родители, которые способны справиться с тем, с чем мы в себе пока еще справиться не можем. К числу таких вещей относятся наш гнев, наша деструктивность и наша ненависть. Если наши родители не в состоянии обеспечить такое контейнирование, мы, вероятно, будем стараться найти его у других. Но если мы не найдем нужного нам контейнирования и у других, скорее всего, мы вырастем с убеждением, что в нас есть нечто такое, чего чересчур много для кого угодно.

Если ребенку не удалось найти у других адекватного и надежного контейнирования, его развитие может пойти по одному из следующих двух путей. Один состоит в том, что ребенок начинает выходить из-под контроля, и становится все труднее с ним справляться. Это бессознательный поиск прочного контейнирования, которое еще не было найдено, контейнирования, которого было бы наконец достаточно и которое смогло бы справиться с тем в ребенке, с чем пока никто, по-видимому, справиться не смог. Его, это контейнирование, все еще ищут у других. Винникотт считает, что такой ребенок все еще бессознательно надеется, что найдет то, что ему нужно. Другие последствия наблюдаются, когда ребенок начинает развивать ложную Самость, поскольку у него возникло чувство, что он один должен нести ответственность за контейнирование того, с чем остальные, по-видимому, справиться не в состоянии. «Ложная Самость» в данном случае — маска для окружающих, которую иногда развивает неуверенный в себе ребенок и под которой он становится способным скрывать свои самые истинные мысли и чувства. При естественном ходе вещей его поведение бы ухудшилось, но он становится покладистым, стремится угодить, так что оказывается неестественно хорошим. Дети такого типа, по-видимому, потеряли надежду найти у других то, в чем они испытывают самую глубокую потребность. Такой ребенок может начать бояться, что родители не выживут, если не защищать их постоянно от того в нем самом, что, по его ощущениям, будет для них чересчур. Тогда ребенок в своей душе «заботится» о родителях, которые только внешне будто-то бы заботятся о нем.

Мы все способны ненавидеть. Дети тоже способны ненавидеть, и зачастую их ненависть гораздо более безусловна и конкретна, чем у большинства взрослых. Дети склонны к колебаниям между абсолютной любовью и абсолютной ненавистью. Мы, взрослые, можем спокойно называть это «амбивалентностью». Но ребенок никак не может спокойно к этому относиться. Часто маленький ребенок чувствует необходимость удерживать эти состояния души обособленно друг от друга, поскольку просто не может справиться с конфликтом столь противоположных чувств в отношении одного и того же человека. Многое зависит от того, как понимается и как воспринимается ненависть ребенка. Для матери один из самых трудных моментов — обнаружить, что ребенок ее ненавидит, относится к ней так, будто она — плохая мать, тогда как на самом деле она изо всех сил старается быть хорошей матерью. Например, когда ребенок настаивает на своем, ему необходимо найти родителя, знающего, когда сказать «нет». Но ребенок, который не получил требуемого, часто впадает в «бешенство», пытаясь сломить твердое сопротивление родителя. Родитель может не выдержать криков и воплей и уступить, и ребенок получит то, на чем настаивает.

Обычная проблема с такими вспышками «бешенства» включается в том, что зачастую ребенок специально пытается вызвать ими смятение у родителя, чтобы увеличить шансы на получение желаемого. В такие моменты от матери может потребоваться вся ее уверенность, чтобы сохранить любовь к ребенку, особенно когда у нее вызывает чувство, что отрицательный ответ означает отсутствие любви. Стоит отметить, что искушение матери уступить вспышкам раздражения ребенка зачастую обусловлено ее желанием показать и ощутить свою любовь, поскольку глубоко внутри ею может двигать бессознательное желание заглушить ощущение ненависти — в себе или в ребенке.
Когда родители или воспитатели слишком легко уступают бешенству ребенка, для него это «бессмысленная победа». Такие дети в результате могут вновь и вновь прибегать к настоянию на своем, чтобы получить «доказательство» любви. Но это доказательство ничего не значит, поскольку не может заменить ощущение действительно глубокой любви, любви родителя, способного вынести направленную на него ненависть. Зачастую на отыскание именно этой твердости и контейнирования, в способности родителя установить пределы допустимого, и направлены бессознательно приступы раздражения ребенка и другие формы плохого поведения.

К сожалению, не находя необходимого контейнирования, ребенок может развить растущее чувство того, что в его поведении, по-видимому, есть нечто, с чем родитель не в состоянии справиться. Вместо того чтобы принять и помочь контейнировать то, что может начать ощущаться как неконтролируемое «чудовище» в ребенке, родитель иногда как будто пытается «откупиться», уступая требованиям ребенка. Такой ребенок в результате оказывается лишенным чувства более глубокой родительской любви, а также того чувства безопасности, которое обеспечивается прочным, но заботливым контейнированием. Тогда ребенок может ощутить, что внутри него как будто действительно есть что-то плохое, как в его гневе или ненависти, чего оказывается чересчур даже для родителя, который не способен с этим справиться.

<…>Винникотт отмечал, что ребенок, лишенный чего-то важного для ощущения безопасности и роста, и лишенный этого слишком надолго, может стремиться к получению недостающего компонента символически, путем воровства — если еще надеется на его обретение.

Самое важное в этих различных формах чреватого правонарушениями поведения — чтобы нашелся кто-то, кто мог бы распознать в них бессознательный поиск; кто бы мог соответствовать тому, что Винникотт называет «моментом надежды». Он подразумевает тем самым, что ребенку требуется найти кого-то, кто бы мог распознать бессознательный поиск, выражающийся в его плохом поведении, бессознательную надежду на то, что это поведение будет понято и найдется кто-то, способный соответствовать выражающейся в нем потребности.

Если момент надежды находит отклик, будет уделено внимание потребности, выражаемой в плохом, и даже злобном поведении, и оно постепенно может стать ненужным. Происходит это потому, что ребенок начинает находить то контейнирование, которого не хватало и которое он бессознательно искал.

Однако если момент надежды не находит отклика, можно ожидать, что плохое (предделинквентное) поведение усилится и будет вызывать все больше проблем. Бессознательный поиск выйдет за рамки семьи и охватит других людей. Однако может случиться так, что ребенок в предделинквентном состоянии начнет наказывать мир вне дома и семьи за глухоту к его потребности.

Винникотт напоминает нам, что растущий ребенок, и особенно подросток, нуждается в поиске конфронтации с родителями или другими взрослыми: «Конфронтация является частью контейнирования без оттенков кары и возмездия, но обладающего собственной силой». Он также предупреждает нас, что если родители пасуют перед этими нуждами растущего ребенка, он или она может обрести ложную зрелость. Подросток на этом пути скорее всего станет не зрелым взрослым, а тираном, ожидающим, что все будут ему уступать.

Винникотт описывает, как ребенок, фантазируя, может «разрушать» объект в своей психике. Его потребностью в этом случае является способность внешнего объекта (то есть реальных родителей или реального аналитика) пережить такое разрушение без разрушения или отмщения. Тогда обнаружится, что внешний объект (то есть родитель или аналитик) обладает собственной силой, а не только той, которая, путем фантазирования, была ему «дана» ребенком или пациентом, защищающим его от всего того, что для него чересчур, и что он, предположительно, не мог бы вынести.

Бион говорит об ощущении ребенком того, что он умирает. Ребенку настоятельно необходимо сообщить этот страх матери, и под влиянием такого дистресса у матери может возникнуть чувство чего-то неуправляемого. Однако если мать способна вынести этот удар и понять, что ей сообщается и почему, возникнет возможность того, что ребенок получит свое состояние испуга назад, но оно уже будет управляемым благодаря способности матери справится с ним в себе самой. Бион описывая неудачу контейнирования говорит: «Если проекция не принимается матерью, ребенок чувствует, что его ощущение того, что он умирает, лишается своего смысла. Тогда ребенок реинтроецирует, но не страх умирания, ставший переносимым, а безымянный ужас» <…>.

<…> У девочки Джой было два брата, старший и младший, и не было сестер. К моменту первой встречи ей исполнилось 7 лет. Я узнал от направившего ее аналитика, что ее матери было очень трудно смириться с тем, что у нее родилась дочь, она открыто обожала своих сыновей, но по отношению к Джой вела себя холодно и отчужденно. Я также услышал, что мать не могла выдержать, когда Джой заставляла ее чувствовать ненависть к себе, выказывая свою ненависть по отношению к ней. Поэтому она, вместо того, чтобы устанавливать пределы допустимого и выдерживать приступы ярости, следующие за ее попыткой сказать дочери «нет», попустительствовала Джой. В результате Джой позволялось делать все, что она хотела, и получать все, что она хотела. Поэтому Джой стала по-настоящему «испорченным ребенком».
Неудивительно, что в ходе моей работы с ней Джой подвергла меня весьма суровым испытаниям и стала со мной очень требовательной. Когда же я говорил «Нет», она сердилась. Она сердилась иногда настолько сильно, что начинала пинать меня или пыталась укусить меня или оцарапать.
К счастью, её мать разрешила мне вести себя с Джой строго, поэтому она была готова услышать вопли Джой, иногда доносившиеся из моего кабинета. Затем было несколько случаев, когда я вынужден был держать беснующуюся Джой, пока она не успокаивалась.
Я обнаружил, что могу держать Джой таким образом, что она не может пнуть, оцарапать или укусить меня. В такие моменты она начинала кричать: «Отпусти, отпусти!». Каждый раз я спокойно отвечал на это: «Не думаю, что ты уже готова сдерживаться сама, поэтому я собираюсь держать тебя, пока ты не будешь готова сдерживаться самостоятельно».
В этих случаях, а их было несколько в ходе первых месяцев моих занятий с ней, Джой всякий раз кричала «Отпусти, отпусти», но от раза к разу все менее решительно. Тогда я стал говорить ей: «Думаю, ты уже, наверное, готова сдерживаться сама, но если нет, я снова буду тебя держать».
После этого Джой успокаивалась, и всякий раз, когда это случалось, она затем шла на сотрудничество и начинала заниматься каким-нибудь творчеством. Это повторилось несколько раз, и Джой продемонстрировала, что начала обретать со мной безопасность нового типа. Что бы не казалось ей в себе неподвластным контролю «чудовищем», с которым не могла справиться ее мать, она чувствовала, что я могу справиться с этим. Таким образом она оказалась способной перенимать что-то от моего сдерживания, что помогало ей сдерживать себя. Ее взгляд на себя стал меняться, и вместе с этим изменилось ее поведение.

Источник: Кейсмент П. Ненависть и контейнирование / Журнал практической психологии и психоанализа. — 2004, №2
Перевод: З. Баблоян
https://monocler.ru/nenavist-i-konteynirovanie/