Психоанализ ЕСТЬ духовность
Научные доклады крайне сложно суммировать, а часовой доклад, звучащий как вдохновенная проповедь - тем более. Поэтому я привожу просто отрывки из лекции, иногда дословные, иногда немного перефразированные.
Психоанализ по мнению Дона Карвета есть духовная и этическая практика, несмотря на попытки это представить иначе.
“Наше лечение всегда включало, хоть и очень тактичную и еле ощутимую, но существующую попытку помочь пациентам психологически эволюционировать, усилие облегчить их переход “от нарциссизма к объектной любви” (Фрейд 1914), и от параноидно-шизоидной позиции (преследования, тревоги и стыда) к депрессивно-репарационной позиции (умение заботы о другом, зрелой вины, подталкивающей к восстановлению разрушеного), как учили нас Кляйн, Винникотт, Гринберг и другие. Эта эволюция, которую мы продвигаем нашей терапевтической практике равносильна тому, что в психологии религии называется “обращением”.
"Нравится или нет, но Фрейдовское “где было Оно должно появиться Эго” является моральным императивом, требующим гораздо больше чем замену иллюзии правдой: он предписывает нам трансендировать импульсивное действие в пользу отложенного вознаграждения и самоконтроля. Чтобы избежать болезни мы должны трансцендировать нарциссизм в пользу объектной любви, и чтобы предотвратить саморазрушение мы должны связать Танатос Эросом (Фрейд 1920) и справиться с жестким, карающим суперэго, которое является “чистой культурой инстинкта смерти”( Фрейд 1923). В этом и других смыслах Фрейдовская этика значительно выходит за пределы самопознания."
Психоанализ по мнению Дона Карвета есть духовная и этическая практика, несмотря на попытки это представить иначе.
“Наше лечение всегда включало, хоть и очень тактичную и еле ощутимую, но существующую попытку помочь пациентам психологически эволюционировать, усилие облегчить их переход “от нарциссизма к объектной любви” (Фрейд 1914), и от параноидно-шизоидной позиции (преследования, тревоги и стыда) к депрессивно-репарационной позиции (умение заботы о другом, зрелой вины, подталкивающей к восстановлению разрушеного), как учили нас Кляйн, Винникотт, Гринберг и другие. Эта эволюция, которую мы продвигаем нашей терапевтической практике равносильна тому, что в психологии религии называется “обращением”.
"Нравится или нет, но Фрейдовское “где было Оно должно появиться Эго” является моральным императивом, требующим гораздо больше чем замену иллюзии правдой: он предписывает нам трансендировать импульсивное действие в пользу отложенного вознаграждения и самоконтроля. Чтобы избежать болезни мы должны трансцендировать нарциссизм в пользу объектной любви, и чтобы предотвратить саморазрушение мы должны связать Танатос Эросом (Фрейд 1920) и справиться с жестким, карающим суперэго, которое является “чистой культурой инстинкта смерти”( Фрейд 1923). В этом и других смыслах Фрейдовская этика значительно выходит за пределы самопознания."
Оспаривание «иллюзии свободы воли» Фрейда и детерминизма в пользу морального и этического выбора, экзистенционального измерения, в котором человек находится на постоянной основе.
"Хоть мы не должны быть суперэго-истичными с нашими клиентами, они все же рассчитывают на то, что мы являемся носителями совести, пока и до тех пор, они не смогут нести ее самостоятельно. И основной ингредиент нашей добросовестной практики является понимание различия между суперэго и совестью."
“Я никогда не был фанатом К.Г.Юнга, и прекратил его читать много много лет назад, но я пытаюсь сейчас восполнить упущенное - этот человек озвучил много блестящих мыслей, о которым нам надо знать, в частности он написал 1952-1958 “Психологический взгляд на совесть”, где он прекрасно уловил эту разницу между СуперЭго и Совестью. Также как и Н.Семингтон, Э.Фромм, с его идей об авторитарной совести и гуманной совести.”
"В то время как суперэго, как учил нас Фрейд, состоит из агрессии Ид, направленной против себя, плюс интернализованных социально сконструированных и культурно обусловленных нравов, обычаев и законов, совесть, как я утверждаю, основана на нашем наследии от млекопитающих и приматов и на универсальной норме взаимности, сформированной в ранних привязанностях и идентификациях с воспитателями, теми, кто сохранил нам жизнь и которым мы этим обязаны."
(Закон взамности: Рене Спитц в 1965 представил видеозаписи, где млаеденец кладет свои пальцы в рот матери, как если бы пытался тоже ее накормить, а позже тоже самое будет делать с ложкой, пока она его кормит из ложки. На детской площадке дети будут кричать “так не честно! Теперь моя очередь!”).
"Размывания разницы между суперэго и и совестью Фрейдом созвучно его провалу в различении двух очень разных типов вины: преследующую вину и восстанавливающую (Кляйн 1975, Гринберг 1964)."
"Если я ранил кого-то и пока он истекает кровью, я хлестаю себя плеткой - это преследующая вина, созданная суперэго. Но если я бросаю плетку, хватаю аптечку и приступаю к обработке раны, это есть восстанавливающий акт совести.
Там где суперэго использует закон чтобы осудить и наказать, совесть, основанная на отождествлении с воспитателем, передает любовь, чтобы поддержать склонному к ошибкам человека в его не всегда успешных попытках следовать закону, и прощение в случае его неизбежного провала.
Также ошибочно представление, что функция суперэго, после его уничтожения в ходе анализа, передается эго. Эго, как наука, знает только то, что “есть”. Оно не знает ничего о том, как “следует”. При этом, как и закон должен подчиняться его духу, а не букве, так и эго должно подчиняться совести."
По сути, совесть, в понимании Дона Карвета, есть трансцендентная функция, не доступная ни эго, ни ид, ни суперэго. Только благодаря этой трансендентной функции - совести, мы и поднимаемся “над”, включая при этом все и получаем свободу над детерменизмом. Человек может поступить по закону, а может по совести - как с собой, так и с другими.
“Наши клиенты приходят, разрушенные успехом или в страхе успеха, или преступники с чувством вины, или зараженные тревогой или депрессией, болезненными психосоматическими симптомами и истерическими состояниями, или застрявшие в абьюзивных отношениях. Большая составляющая ПТСР - “моральное ранение”(Шей, Монро 1988), наказывающая вина за поступки, ощущаемые как непростительные. Сверх того страдания, которое мы навлекаем на себя сами с помощью тиранического супрэго, мы еще испытываем страдание вызванное теми, кто не хочет или не может нести свою собственную вину, и от этого они проецируют ее на нас или вызывают ее в нас, выбирая нас козлами отпущения.
Если суперэго по своей сути чаще всего аморально, переполнено садизмом, расизмом, сексизмом, классицизмом, всеми идеологиями, с помощью которых мы дурно обращаемся с собой и другим, то совесть знает, что так нельзя. Но в отличии от суперэго, которое только и ждет, за что бы нас отхлестать, совесть с грустью признает, что мы сбились с пути, и с любовью, но настойчиво зовет нас обратно, и с радостью принимает, когда мы возвращаемся. На каком-то уровне, большинство из нас знают, что это и есть результат терапии, который мы ищем, но мы врем себе и другим, называя его “ментальным здоровьем”, хотя на самом деле такой результат является спасением (salvation)."
"Лично я большую часть своей жизни боролся с противоречием между моим ранним образованием в англиканской (епископской) вере и моей более поздней приверженностью «традиции подозрительности» Просвещения, Ф.Ницше, К. Марксу, З.Фрейду и Ж-П.Сартру. В последние годы демифологизирующие светские взгляды “безрелигиозного христианства”, стали казаться чересчур сухими и оторванными от реальности моей гораздо более эмоциональной правополушарной духовности. Мне нравится думать, что в последнее время я становлюсь более уравновешенным, более честным, более религиозным и более глубоким фрейдистом, и все это одновременно!".
"Фундаментальное открытие Фрейда состоит в том, что все мы, по крайней мере, двойственны: разделены на сознательное и бессознательное; манифестным и латентным; вторичным и первичным процессом. Для М.Кляйн мы занимаем как депрессивно-репаративную, так и параноидно-шизоидную позиции. Мы все и доктор Джекил, и мистер Хайд. Потому что первичный процесс не исчезает, когда активизируется вторичный; также как и бессознательное не исчезает, когда доминирует сознательное. Параноидно-шизоидные психические процессы (расщепление, проекция, всемогущество, магическое мышление) также не исчезают, когда на мгновение преобладает депрессивно-репаративная динамика (усиленная проверка реальности, амбивалентность, целостное Я и объектные отношения и способность заботиться о другом). Для Фрейда, Кляйн, Биона, Г.Левальда, Т.Огдена и других, сколько бы мы ни развивались и ни интегрировались, мы остаемся разделенными, прогрессирующими и регрессирующими, колеблясь между P-S и D.
"Но что еще более важно, я пришел к пониманию, что мы сами расщепляемся, когда считаем, что развитие должно двигаться только в одну сторону от P-S к D. На самом деле в Д есть и плохое, и хорошее, так же как и в P-S. Амбивалентность, достигнутая в D, может стать чрезмерно бесстрастной, даже парализующей; и где бы мы были без прекрасного безумия, влекущего за собой влюбленность, или готовности солдат убивать и быть убитыми в борьбе с фашизмом? Точно так же, как чрезмерно беспристрастная рациональность может быть неадекватной, так и расщепление адаптивно, когда перед нами хищник. Как напоминают нам Эрнст Крис (1936) и Ханс Лёвальд (1981), иногда регрессия стоит на «службе эго»; рост и творчество иногда требуют повторного открытия нашей укорененности в инфантильном и бессознательном. В то время как пессимистичный взрослый Фрейд рассматривал Оно как «хаос, котел кипящих возбуждений» (Freud 1933: 73), в своих наиболее творческих ранних работах (Freud 1900) он рассматривал его как упорядоченное законами первичного процесса, творчески порождающего сны, парапраксии, симптомы и переносы, зачастую несущие правду, которую эго отчаянно пытается подвергнуть цензуре."
"Несомненно, мы можем классифицировать некоторые религии, духовность и мистицизм как P-S, а некоторые как D. В то время как P-S-религия может включать в себя суеверия и магические ритуалы (например, бросать в вулкан девственниц, танцевать, чтобы вызвать дождь, или включать имена больных или умирающих прихожан в молитвы людей в воскресенье), она также может генерировать страсть, любовь, надежду и общность. И хотя D-религия может быть более рациональной и ориентированной на реальность, она может быть чрезмерно интеллектуализированной, бесстрастной и закрытой от ужаса, благоговения и тайны интенсивного религиозного опыта."
Оспаривание «иллюзии свободы воли» Фрейда и детерминизма в пользу морального и этического выбора, экзистенционального измерения, в котором человек находится на постоянной основе.
"Хоть мы не должны быть суперэго-истичными с нашими клиентами, они все же рассчитывают на то, что мы являемся носителями совести, пока и до тех пор, они не смогут нести ее самостоятельно. И основной ингредиент нашей добросовестной практики является понимание различия между суперэго и совестью."
“Я никогда не был фанатом К.Г.Юнга, и прекратил его читать много много лет назад, но я пытаюсь сейчас восполнить упущенное - этот человек озвучил много блестящих мыслей, о которым нам надо знать, в частности он написал 1952-1958 “Психологический взгляд на совесть”, где он прекрасно уловил эту разницу между СуперЭго и Совестью. Также как и Н.Семингтон, Э.Фромм, с его идей об авторитарной совести и гуманной совести.”
"В то время как суперэго, как учил нас Фрейд, состоит из агрессии Ид, направленной против себя, плюс интернализованных социально сконструированных и культурно обусловленных нравов, обычаев и законов, совесть, как я утверждаю, основана на нашем наследии от млекопитающих и приматов и на универсальной норме взаимности, сформированной в ранних привязанностях и идентификациях с воспитателями, теми, кто сохранил нам жизнь и которым мы этим обязаны."
(Закон взамности: Рене Спитц в 1965 представил видеозаписи, где млаеденец кладет свои пальцы в рот матери, как если бы пытался тоже ее накормить, а позже тоже самое будет делать с ложкой, пока она его кормит из ложки. На детской площадке дети будут кричать “так не честно! Теперь моя очередь!”).
"Размывания разницы между суперэго и и совестью Фрейдом созвучно его провалу в различении двух очень разных типов вины: преследующую вину и восстанавливающую (Кляйн 1975, Гринберг 1964)."
"Если я ранил кого-то и пока он истекает кровью, я хлестаю себя плеткой - это преследующая вина, созданная суперэго. Но если я бросаю плетку, хватаю аптечку и приступаю к обработке раны, это есть восстанавливающий акт совести.
Там где суперэго использует закон чтобы осудить и наказать, совесть, основанная на отождествлении с воспитателем, передает любовь, чтобы поддержать склонному к ошибкам человека в его не всегда успешных попытках следовать закону, и прощение в случае его неизбежного провала.
Также ошибочно представление, что функция суперэго, после его уничтожения в ходе анализа, передается эго. Эго, как наука, знает только то, что “есть”. Оно не знает ничего о том, как “следует”. При этом, как и закон должен подчиняться его духу, а не букве, так и эго должно подчиняться совести."
По сути, совесть, в понимании Дона Карвета, есть трансцендентная функция, не доступная ни эго, ни ид, ни суперэго. Только благодаря этой трансендентной функции - совести, мы и поднимаемся “над”, включая при этом все и получаем свободу над детерменизмом. Человек может поступить по закону, а может по совести - как с собой, так и с другими.
“Наши клиенты приходят, разрушенные успехом или в страхе успеха, или преступники с чувством вины, или зараженные тревогой или депрессией, болезненными психосоматическими симптомами и истерическими состояниями, или застрявшие в абьюзивных отношениях. Большая составляющая ПТСР - “моральное ранение”(Шей, Монро 1988), наказывающая вина за поступки, ощущаемые как непростительные. Сверх того страдания, которое мы навлекаем на себя сами с помощью тиранического супрэго, мы еще испытываем страдание вызванное теми, кто не хочет или не может нести свою собственную вину, и от этого они проецируют ее на нас или вызывают ее в нас, выбирая нас козлами отпущения.
Если суперэго по своей сути чаще всего аморально, переполнено садизмом, расизмом, сексизмом, классицизмом, всеми идеологиями, с помощью которых мы дурно обращаемся с собой и другим, то совесть знает, что так нельзя. Но в отличии от суперэго, которое только и ждет, за что бы нас отхлестать, совесть с грустью признает, что мы сбились с пути, и с любовью, но настойчиво зовет нас обратно, и с радостью принимает, когда мы возвращаемся. На каком-то уровне, большинство из нас знают, что это и есть результат терапии, который мы ищем, но мы врем себе и другим, называя его “ментальным здоровьем”, хотя на самом деле такой результат является спасением (salvation)."
"Лично я большую часть своей жизни боролся с противоречием между моим ранним образованием в англиканской (епископской) вере и моей более поздней приверженностью «традиции подозрительности» Просвещения, Ф.Ницше, К. Марксу, З.Фрейду и Ж-П.Сартру. В последние годы демифологизирующие светские взгляды “безрелигиозного христианства”, стали казаться чересчур сухими и оторванными от реальности моей гораздо более эмоциональной правополушарной духовности. Мне нравится думать, что в последнее время я становлюсь более уравновешенным, более честным, более религиозным и более глубоким фрейдистом, и все это одновременно!".
"Фундаментальное открытие Фрейда состоит в том, что все мы, по крайней мере, двойственны: разделены на сознательное и бессознательное; манифестным и латентным; вторичным и первичным процессом. Для М.Кляйн мы занимаем как депрессивно-репаративную, так и параноидно-шизоидную позиции. Мы все и доктор Джекил, и мистер Хайд. Потому что первичный процесс не исчезает, когда активизируется вторичный; также как и бессознательное не исчезает, когда доминирует сознательное. Параноидно-шизоидные психические процессы (расщепление, проекция, всемогущество, магическое мышление) также не исчезают, когда на мгновение преобладает депрессивно-репаративная динамика (усиленная проверка реальности, амбивалентность, целостное Я и объектные отношения и способность заботиться о другом). Для Фрейда, Кляйн, Биона, Г.Левальда, Т.Огдена и других, сколько бы мы ни развивались и ни интегрировались, мы остаемся разделенными, прогрессирующими и регрессирующими, колеблясь между P-S и D.
"Но что еще более важно, я пришел к пониманию, что мы сами расщепляемся, когда считаем, что развитие должно двигаться только в одну сторону от P-S к D. На самом деле в Д есть и плохое, и хорошее, так же как и в P-S. Амбивалентность, достигнутая в D, может стать чрезмерно бесстрастной, даже парализующей; и где бы мы были без прекрасного безумия, влекущего за собой влюбленность, или готовности солдат убивать и быть убитыми в борьбе с фашизмом? Точно так же, как чрезмерно беспристрастная рациональность может быть неадекватной, так и расщепление адаптивно, когда перед нами хищник. Как напоминают нам Эрнст Крис (1936) и Ханс Лёвальд (1981), иногда регрессия стоит на «службе эго»; рост и творчество иногда требуют повторного открытия нашей укорененности в инфантильном и бессознательном. В то время как пессимистичный взрослый Фрейд рассматривал Оно как «хаос, котел кипящих возбуждений» (Freud 1933: 73), в своих наиболее творческих ранних работах (Freud 1900) он рассматривал его как упорядоченное законами первичного процесса, творчески порождающего сны, парапраксии, симптомы и переносы, зачастую несущие правду, которую эго отчаянно пытается подвергнуть цензуре."
"Несомненно, мы можем классифицировать некоторые религии, духовность и мистицизм как P-S, а некоторые как D. В то время как P-S-религия может включать в себя суеверия и магические ритуалы (например, бросать в вулкан девственниц, танцевать, чтобы вызвать дождь, или включать имена больных или умирающих прихожан в молитвы людей в воскресенье), она также может генерировать страсть, любовь, надежду и общность. И хотя D-религия может быть более рациональной и ориентированной на реальность, она может быть чрезмерно интеллектуализированной, бесстрастной и закрытой от ужаса, благоговения и тайны интенсивного религиозного опыта."
"На мой взгляд, прогресс в психоанализе не сводим к продвижению от PS к D; она выходит за пределы того, что я называю «PSD» (Carveth 2018, глава 9), а Джеймс Гротштейн (1997; 2004) называет «трансцендентной позицией» — своего рода переходной областью (Winnicott 1953), где в моменты благодати можно временно синтезировать страстную интенсивность P-S с реализмом, балансом и симметрией D. Это своего рода «точка Бога» (“пятно Бога”? God spot), которую я находил в любви, во время прекрасно проведенных англо-католических службах и в блюзовых клубах в Чикаго и Торонто."
"Большую часть времени я стараюсь быть реалистом, серьезно относиться к науке, отказываться от суеверий и магического мышления. Но я больше не могу отрицать, что я двойственен, что я живу как в P-S, так и в D, открыт для информации из обоих полушарий. Обычно я люблю свою жену из депрессивной позиции, но, слава Богу, я частенько впадаю в параноидно-шизоидную любовь к ней. Хотя, безусловно, есть истины, с которыми важно столкнуться в D, похоже, есть и другие истины, в том числе истины сердца, которые могут быть реализованы только в P-S."
"На мой взгляд, прогресс в психоанализе не сводим к продвижению от PS к D; она выходит за пределы того, что я называю «PSD» (Carveth 2018, глава 9), а Джеймс Гротштейн (1997; 2004) называет «трансцендентной позицией» — своего рода переходной областью (Winnicott 1953), где в моменты благодати можно временно синтезировать страстную интенсивность P-S с реализмом, балансом и симметрией D. Это своего рода «точка Бога» (“пятно Бога”? God spot), которую я находил в любви, во время прекрасно проведенных англо-католических службах и в блюзовых клубах в Чикаго и Торонто."
"Большую часть времени я стараюсь быть реалистом, серьезно относиться к науке, отказываться от суеверий и магического мышления. Но я больше не могу отрицать, что я двойственен, что я живу как в P-S, так и в D, открыт для информации из обоих полушарий. Обычно я люблю свою жену из депрессивной позиции, но, слава Богу, я частенько впадаю в параноидно-шизоидную любовь к ней. Хотя, безусловно, есть истины, с которыми важно столкнуться в D, похоже, есть и другие истины, в том числе истины сердца, которые могут быть реализованы только в P-S."
Перевод: Нора Жанэ
